Розмери Сатклиф
ЛЕГЕНДА О БЕОВУЛЬФЕ
ГЛАВА 1
МОРЕХОДЫ
В просторном пиршественном зале Хигеляка, короля геатов, ужин подходил к концу. Рога, наполненные хмельным медовым напитком ходили по кругу. День клонился к закату, позади горящего очага сгущались сумерки. Пирующие призвали Ангельма, королевского барда, чтобы он разбудил звуки своей арфы и потешил их напоследок. Правда, в этот день им было что послушать и поинтереснее, чем его речитативы о геройских подвигах, свершенных в незапамятные времена. Они и так про них все знали. На этот раз среди пирующих находились явившиеся из-за моря чужестранцы, на непросохших волосах которых все еще поблескивала морская соль. Это были мореходы с торгового судна, причалившего к их берегам первым после того, как стаял лед и дикие гуси вновь вернулись на Север. Их капитан восседал на почетном месте прямо напротив короля, в центре стола. Он рассказывал новости, услышанные на берегах и островах северных морей.
Капитан был маленького роста. Он слегка наклонился вперед на резном деревянном сиденье, положив ладони на колени, дальнозоркими глазами бывалого моряка оглядывая дымный зал. Среди прочих менее значительных новостей, он поведал своим слушателям вот о чем. Хродгар, непобедимый король данов, построил великолепный пиршественный зал, где его воины могли бы праздновать свои победы и где он сам мог бы приветить чужеземцев, оказавшихся в его краях.
— Прекрасный зал! — восклицал капитан, и все гости-мореходы, сидевшие за столом, кивали головами и нестройным хором подтверждали его слова. — Он даже больше этого зала, где его величество король Хигеляк удостоил нас поистине королевского пира. Хродгар прибил над входом позолоченные рога могучего оленя и дал этому великолепному строению имя Хеорот, что и значит Олень. Ах, ему было бы лучше доживать остаток своей жизни в пастушьей хижине, так мало радости принес ему его пиршественный зал.
Капитан осушил поднесенный рог, тряхнул головой и сделал паузу, выжидая, чтобы его спросили, почему.
Хигеляк потрепал зауши своего младшего сынишку, точно это был любимый пес, привалившийся к его коленям, задумчиво улыбнулся и спросил:
— Почему же это так мало радости принес королю данов его пиршественный зал?
— Потому что, — отозвался капитан, — даже и королю прежде, чем устраивать веселый пир, надо сперва узнать, кто там, снаружи, в темно-те может услышать радостный смех пирующих.
И хоть ему самому не терпелось поскорее поведать о том, что ему было известно, он прежде бросил взгляд в сторону парадного крыльца, туда, где сгущались синие сумерки.
— Кто же услышал? — нетерпеливо спросил Хигеляк, перестав улы-баться, и в тишине было слышно, как волны плещут о пришвартованный к берегу корабль.
Капитан оглядел всех, точно приглашая слушателей придвинуться к нему поближе. Он, вероятно, смог бы сделаться рассказчиком, не уступающим в мастерстве Ангельму, если бы избрал арфу вместо корабельного руля.
— Грендель, — проговорил он наконец, — чудище, рыщущее в ночи, Грендель — Человек-Волк, Тень Смерти, чье логово находится среди прибрежных болот. Вот кто услышал. Он уловил веселый смех и звуки арфы, доносящиеся со стороны высокого королевского зала — Хеорота. Эти звуки пробудили его от всегдашних темных снов, он поднялся и, покинув пустынные места, добрел до парадного крыльца Хеорота. Дверь, как обычно, не была заперта, хотя будь она на замке, вряд ли это послужило бы ему помехой.
Слушатели согласно закивали головами и инстинктивно подвинулись поближе к длинным языкам пламени пылавшего очага, оглядываясь на колеблющиеся тени за спиной. Им всем было известно, что никакие замки и щеколды не служат препятствием от троллей и прочей нежити, так же как и выкованное смертными руками оружие не может повредить их чешуйчатую шкуру.
— Грендель забрел внутрь, сгорая от ненависти к людям, к их радости, снедаемый жаждой отнять жизнь у каждого из них. И таким стремительным было его нападение, что никто даже ни единого возгласа не услышал, но когда пришел рассвет, Хродгар недосчитался тридцати своих танов, а обрызганные кровью пол и стены и отпечатки ножищ ночного монстра в запекшихся кровавых лужах ясно говорили о том, какая их постигла судьба.
Гулкий ропот пронесся по рядам королевских танов, тесно сидевших на длинных скамьях пиршественного зала, а Хигеляк произнес:
— Печальна повесть, которую ты поведал нам, друг мой!
— О да, весьма печальна, да и конца ей не видно. Потому что стоит только однажды пробудить ночное чудовище, как оно уже вновь не уснет, а будет все возвращаться и возвращаться. И вот до сегодняшнего дня Хеорот, как только наступит темнота, становится местом проклятым.
— Но неужели во всей Дании Хродгар не может найти храбреца, ко-торый освободил бы его от этого ужаса? Капитан покачал головой.
— Поначалу было достаточно храбрых воинов, кто осмеливался провести ночь в королевском пиршественном зале — особенно, когда в них бродил хмельной мед. Но к утру от них не оставалось и следа, разве что брызги крови на полу. И вот уже много времени прошло с тех пор, как больше храбрецов не находится. А он все равно является, этот монстр, хоть зал уже давным-давно опустел. Должно быть, он не теряет надежды, что кто-нибудь снова заночует в Хеороте. Он приходит и приходит. И каждое утро грязные следы и вонь соляного болота остаются на полу и указывают, где Грендель шатался меж пиршественных столов в темноте прошедшей ночи. А король Хродгар все стареет и стареет в печали и напрасной надежде, что однажды богиня Вюрд, которая прядет нить человеческих судеб, пришлет ему такого могучего воина, что он освободит его и весь его народ от этой Смертной Тени, которая каждую ночь наполняет их сердца ужасом.
Среди танов, заполнявших длинные скамьи, был один, до которого черная весть капитана дошла как бы яснее, чем до других. Скрестив руки на коленях, он подался вперед, вперив в морехода пристальный взгляд. Он был молод, светловолос и сероглаз, как большинство его соотечественников, только, пожалуй, на полголовы выше каждого из них. Но в нем чувствовалась такая сила, что он мог бы легко подбить громадного медведя северных лесов. За столом он занимал не очень высокое, но и не самое низкое место. Он был одним из тех, кто не очень-то заботится о том, чтобы занять положенное ему место, если только кто-нибудь не вздумал бы чинить ему препятствия. И тем не менее, было что-то в его лице и во всей его осанке, что даже случайный прохожий, бросив на него взгляд, понял бы, кто он таков. Ибо то был Беовульф, племянник короля и первый среди его воинов. Для всех в за-ле Хигеляка то, о чем повествовал капитан, было не что иное, как рассказ о далеких землях, хоть от этого рассказа хотелось с опаской бросить взгляд на темные углы. Но для Беовульфа это была весть о друге, попавшем в страшную беду, и о старинном долге, который и предстояло заплатить.
Много лет назад, когда Беовульфа еще не было на свете, его отец, Экгтеов, убил одного человека, принадлежавшего к могущественному племени Вюльфингов. И как многие подобные ему, навлекший на себя кровную месть, он подался в море и вел жизнь морского разбойника.
Его молодая жена разделила с ним судьбу. Однажды шторм прибил их к датским берегам, и при дворе датского короля Хродгара потекли годы молодого викинга, а в лице короля он нашел такого друга, какого редко удается найти человеку, попавшему в беду.
Эгктеов уже давно ушел из жизни, но сын его, рожденный при датском дворе, ничего не забыл до сих пор.
Кроме того, и ему самому довелось поплавать викингом, и в последние недели жажда приключений волновала ему кровь, как, впрочем, каждой весной, когда начинали таять снега и набухать почки на березах.
Он вспомнил о своем длинном драккаре, проконопаченном, просмоленном и свежевыкрашенном после прошлогодних штормов, который ждет его под лодочным навесом, как конь ожидает своего седока. И он отвел взгляд от лица капитана и оглядел одно за другим лица своих боевых товарищей, которые плечом к плечу с ним вместе уже не первый год летней порой бороздили моря и океаны.
И поверх света и тени пылающего очага, поверх пламени горящих факелов глянули на него вспыхнувшие глаза Вэгмунда, близкого его родича, и юного Хондсцио, и Скэфа, и всех остальных.
Затем Беовульф поднялся с места. Он пересек весь зал, остановившись перед Королевским Креслом, на котором восседал Хигеляк, дер-жа на колене своего сынишку.
— Мой лорд Хигеляк, — обратился он к королю, — я прошу у тебя разрешения отправиться в море.
Хигеляк внимательно посмотрел на своего племянника.
— Может, я и отпущу тебя снова бродить по морским путям. Только сначала поведай мне, что лежит у тебя на сердце.
— Когда моему отцу было нужно, чтобы рядом с ним оказался друг, он обрел такого друга в лице датского короля Хродгара, — сказал Беовульф. — Он дал приют и отцу моему и матери. Да и мне тоже, когда мне пришло время появиться на свет. Мои первые воспоминания были о том, как я лежу на волчьей шкуре у его очага. Он выплатил вергельд за человека, которого убил мой отец, и примирил его с Вюльфингами. Только поэтому мой отец смог вернуться назад к родным берегам. Мне тогда исполнилось шесть лет. Теперь, как я понимаю, Хродгару самому очень нужен друг, и для меня настало время вернуть долг.
Хигеляк наклонил голову, и на лицо его набежала легкая тень.
— Я бы думал так же, — сказал он, — я бы думал... Беовульф, сын сестры моей, ты первейший среди моих воинов, и, за исключением этого вот мальчика, ты едва ли не единственный оставшийся у меня родственник. Мне горько видеть, в какое погибельное плавание ты отправ-ляешься. Но мужчина должен платить свои долги. Что ж, в добрый час, только помни, что здесь, с вершины скалы, мои глаза в нетерпении и тревоге будут ждать, когда на горизонте вновь мелькнет твой парус.
ГЛАВА 2
ДАТСКИЙ БЕРЕГ
Береговой Стражник короля Хродгара, сидя верхом на своем коне, с самой вершины утеса, находящегося несколько севернее Хеорота, приметил странное судно, которое со стороны открытого моря между двух высоких скал, образующих «ворота» входило в устье фьорда. Это было боевое судно, длинное, изящное и быстроходное. Солнце играло бликами на раскрашенных щитах, висевших вдоль бортов, и на оружии людей, ритмично взмахивающих веслами. Квадратный полосатый парус корабля тут же обвис и с грохотом рухнул на палубу, как только закрывавшие устье фьорда скалы загородили морской ветер. Подчиняясь усилиям гребцов, корабль, точно стоногое морское существо, жаждавшее выйти на сушу, направился к пологому берегу, где низкие холмы в углублении фьорда давали возможность причалить к земле.
Нахмурившись, Стражник натянул поводья и, тронув своего коня, направил его шаг к тропе, которая между скал спускалась к берегу. Продравшись сквозь заросли дрока и сожженные морской солью кусты, он остановился но над берегом как раз в тот самый момент, как чужеземный боевой корабль легко преодолевал прибрежное мелководье. Команда, сняв весла, попрыгала за борт, во все еще пенившуюся от ударов весел воду, и дружно выводила судно на берег по скользкой гальке, стараясь завести его за линию прилива.
Береговой Стражник насчитал пятнадцать человек. Солнце играло на их оружии, пока они снимали сделанные из липовой древесины щиты с бортов корабля. При этом у Стражника не было такого ощущения, что это волчья стая налетевших морских разбойников.
Он снова прикоснулся к бокам своей лошади и с копьем наперевес верхом въехал прямо в середину команды, повернувшейся на звук ко-пыт и ожидавшей его, стоя возле форштевня, вырезанного из дерева в виде дракона.
Береговой Страж без страха, но, вместе с тем, с известной долей почтительности обратился к высокому человеку с глазами цвета морских глубин в пасмурный день, который показался ему предводителем:
— Кто вы такие, приплывшие из-за моря чужестранцы и какая цель привела вас к датским берегам? Вы явились в полном боевом снаряжении, явно готовые к битве. Правда, непохоже, чтобы вы были теми, кто высаживается на берег, чтобы жечь дворы и амбары и угонять женщин и скот.
— Это верно, что мы прибыли хорошо вооруженными, но мы не со-бираемся биться с народом Дании, — ответил высокий. — Что до того, кто мы такие, так я Беовульф, сын сестры короля геатов Хигеляка, а эти сопровождающие меня люди — мои братья по оружию и друзья по веселому застолью. А что касается цели... Всего несколько дней назад мы услыхали слово при дворе Хигеляка. До нас дошло, что Хродгар, король данов, нуждается в отважных людях, которые могли бы освободить его от чудища, являющегося в его пиршественный зал по ночам. Вот по этому мы и приплыли сюда Дорогой Китов, пересекли с севера на юг, от своего берега до вашего, серое Балтийское море.
Прибой пенился, набегая на берег, а Береговой Страж, не спешива-ясь, прищурившись, долго, молча рассматривал прибывших. Он был стар и разбирался в людях. Наконец он кивнул.
— Все верно, — сказал он. — Уже много лет, как Хродгар и его люди ждут таких отважных воинов. Следуйте за мной, я укажу вам дорогу к королевскому залу.
— Сначала надо все уладить здесь, — сказал Беовульф, положив руку на резного дракона, который высился у него над головой, и ласково погладив его, точно это было живое существо. — В конце путешествия первым долгом надо позаботиться о лошади и о корабле, не так ли?
— Не беспокойтесь за ваш гордый корабль. Я пошлю своих заслужи-вающих доверия людей, они сделают крепкую изгородь из весел, кото-рая защитит корабль от прилива. — Старик был весь сплошное нетер-пение. — Если вы действительно отважные воины, какими кажетесь, то не заставляйте моего короля Хродгара ждать помощи ни одной лишней минуты. Он и так слишком долго ждал. — Он махнул рукой, показы-вая тропу, которая вилась через дрок и густые заросли орешника вверх по склону. — Смотрите, ваш путь ведет вон туда.
Беовульф и его товарищи двинулись вслед за конным Стражем один за одним, в затылок, потому что тропа была слишком узкой и идти плечом к плечу не было никакой возможности. От подножия фьорда потя-нулась змейка из мужчин, тихонько позванивали кольца их кованых кольчуг.
На гребне каменной гряды, где ветры придавали деревьям странные очертания, тропу вдруг резко сменила мощеная дорога. Там они остановились. Морской ветер что-то напевал, играя кольцами кольчуг у них на плечах. За спиной пролегал путь к дому, морская дорога, ведущая из фьорда меж высящихся гор прямо в открытое море. Им был виден их корабль, покачивающийся на волнах высокого прилива среди прибившихся к берегу деревяшек и выброшенных на берег водорослей. Он напоминал нежащегося на солнышке кита. А впереди была неизвестность и подстерегали опасности, в поисках которых они сюда и явились.
От того места, где стояли воины, земля опускалась в неглубокую низину, потом вновь поднималась, уходя от моря к мрачным вересковым пустошам, а за ними, прищурив глаза от яркого солнца, Беовульф разглядел огромное сооружение, высившиеся над видневшимися там и сям невысокими крышами, зелеными и коричневыми квадратами возделанной земли, и над более темными, разных оттенков зеленого, пестрыми фруктовыми садами. Прямо к холлу, несомненно, специально проложенная, прямая, как стрела, бежала вымощенная дорога, на которую они ступили.
— Вон там находится Хеорот, — Беовульф очнулся от голоса Берего-вого Стража. — Дорога приведет вас прямо к порогу. Я должен вернуть-ся на берег, но вы ступайте вперед и не опасайтесь за корабль, за ним присмотрят.
Не говоря больше ни слова, он развернул лошадь на полукружье и скрылся из виду. Слышна была только тяжелая поступь его коня у них за спиной. Беовульф и его товарищи двинулись вперед одни. Теперь, оставив позади гряду прибрежных скал, они двигались мимо зеленых пастбищ, где паслись стада и табуны лошадей, на полях ячмень уже покрыл зеленым пушком черную землю. Перед домами, крытыми дерном, играли ребятишки вместе с собаками и тощими поросятами, рядом стояли ульи и росло по несколько яблонь. Тут же на улице женщины размалывали зерно и пряли пряжу. Они поднимали головы от своей работу, глядя вслед пришельцам.
Картина казалась такой мирной, как будто не было никакого Гренделя — но ведь был день, солнце стояло еще высоко.
Посреди поселка крыша королевского зала поднималась все выше и выше по мере того, как они к нему приближались. Хеорот, был так же, как и все остальные дома, крыт дерном, но к его коньку были прибиты гордо поднимавшиеся к небу золоченые оленьи рога. Мощеная дорога привела геатов прямо к парадному крыльцу. Туда и подошли пятнадцать геатов, и оружие их позванивало так, как позванивают на лету крылья лебединой стаи.
В дверях один из приближенных танов стоял, опираясь на копье. ~)то был темноволосый человек, с ожерельем из отполированного морем янтаря вокруг шеи. Он пристально смотрел на них, пока они подходили и наконец остановились перед ним. И он спросил у них, как cпрашивал Береговой Страж:
— Кто вы, чужестранцы, в боевом вооружении явившиеся к порогу короля Хродгара? Что вы ищете здесь?
— Что до того, кто мы такие — так я Беовульф, сын сестры короля геатов Хигеляка, а эти сопровождающие меня люди — мои братья по мечу и друзья по веселому застолью, — ответил Беовульф, как он отвечал и раньше. —А что мы ищем, мы скажем об этом Хродгару, королю, потому что наше дело касается до него.
— Тогда подождите, я доложу о вас, — сказал встретивший их у порога и, повернувшись, ушел туда, где в мерцании очага двигались тени и доносились голоса и запах жареного мяса.
Беовульф и его дружинники присели на гостевую скамью на самом солнце перед дверью, но ждать им пришлось недолго, потому что охра-нявший двери тан очень скоро вернулся. По его просьбе они присло-нили свои щиты и ясеневые копья к стене и последовали за ним туда, где Хродгар и таны сидели за мясной трапезой.
Огромным и великолепным предстал Хеорот перед Беовульфом, как только он ступил на разноцветные шлифованные камни, которыми был вымощен пол. Посреди зала пылали три очага, и дым, клубясь, поднимался вверх, находя себе дорогу через отверстия в крыше, высоко над головами. Сквозь легкую дымку Беовульф различил фигуры воинов, сидевших за длинными столами. Перед ними лежали горы овсяных лепешек, куски мяса кабана, и в руках они держали рога, наполненные хмельным медом. Он разглядел также украшения на стенах и потолочных балках, и резные изделия из моржовой кости, а так-же щиты и копья пирующих воинов.
Высокое сиденье Хродгара было не в центре стола, как в зале у Хигеляка, оно располагалось на помосте в дальнем торце стола, так что прибывшим геатам пришлось пройти через весь зал между положенными на козлы длинными столами, чтобы подойти к королю.
Пока они шли, все замолчали, устремив взоры на прибывших, но в особенности же на их высокого предводителя. У ступенек помоста Беовульф остановился и, не смущаясь, встал перед Хродгаром. Датский король, оперевшись о подлокотники своего великолепного резного сидения, пристально посмотрел на него.
ГЛАВА 3
ПИРШЕСТВЕННЫЙ ЗАЛ ХРОДГАРА
Где-то в самом уголке памяти Беовульф хранил суровые и вместе с тем добрые черты лица короля данов. Но теперь Хродгар был уже стар, горестные морщины, точно следы от ударов меча, глубоко врезались в его лоб и щеки, а борода, лежавшая поверх шитого золотом воротника, обнимавшего его шею, была седой, как барсучья шкура.
— Так значит это правда, — задумчиво произнес старый король после длительного молчания. — Я с трудом поверил... Но что-то есть такое в твоем лице, что помогло бы мне узнать тебя, окажись ты хоть среди сотни других воинов. Правда, ты был не выше Гэма, моей любимой собаки, когда я видел тебя в последний раз. Сердце подпрыгнуло у меня в груди, когда Вулнот, тан, охраняющий ворота, принес мне весть, что Беовульф, сын сестры короля геатов, ожидает на гостевой скамье и хочет поговорить со мной. Добро пожаловать, я рад и тебе и всем твоим товарищам. Но поведай мне, что привело тебя, как когда-то твоего отца, к моему порогу? Ты тоже убил кого-нибудь из Вюльфингов?
Беовульф покачал головой, отвечая на печальную улыбку, осветившую на мгновение лицо старого короля.
— О, нет, нет. Чужеземные мореходы донесли до нас весть о том, какая беда свалилась на датского короля и его подданных. Вот мы и при-плыли сюда, я и мои братья по оружию, чтобы силой своей послужить королю, сразиться с тем, кто является в Хеорот по ночам. Люди гово-рят, что в моей руке заключена сила тридцати воинов. — Произнося это, он поднял руки, протягивая их к королю, и была в этом жесте заключена и гордость, и мольба. — Эти руки — твои, в память моего отца, — продолжал он. — Разреши мне и моим товарищам нынешней же ночью переночевать в твоем чертоге.
Хродгар склонил голову, спрятав лицо в ладонях, затем посмотрел на Беовульфа долгим, серьезным взглядом. А тот стоял перед ним в полном боевом облачении, прямой, как копье.
— Так, значит, ты прибыл сюда во имя дружбы, — сказал король, — той, которая существовала между мной и Экгтеовом — твоим отцом, когда мир был еще молод. Только подумай хорошенько, пока не позд-но. Вспомни, какой ужасный конец постиг каждого, кто пытался применить свою силу и храбрость к Смертельной Тени, являвшейся в ночной темноте. Силу Гренделя нельзя измерить силой даже и тридцати мужей, потому что она несравнима с силой смертных людей. И те тоже были молоды и сильны, те, что оставались тут до тебя, однако ни моло-дость, ни сила не спасли их. Во имя старой дружбы, которая привела тебя сюда, я прошу тебя — хорошо подумай прежде, чем думать будет уже поздно.
— Мы все подумали, — сказал Беовульф, — и мы согласны перенести все, что бы не сулила нам эта ночь. Пусть будет так, как захочет Вюрд, прядущая нить судьбы людей.
Свет огромной надежды потихонечку разгорался в глазах короля, он выпрямился на высоком резном сиденье.
— Да будет так, — сказал он. — Я принимаю помощь, которую ты предлагаешь мне, Беовульф сын Экгтеова. Ночуй сегодня в моем пир-шественном зале. А пока и ты, и прибывшие с тобой, примите участие в нашем пире.
В ответ на это раздались шумные и радостные приветственные кли-чи пирующих, до сих пор молча внимавших разговору Беовульфа с их королем. Теплое гостеприимство и места за столом нашлись для чуже-странцев среди тесно сидевших воинов. Беовульф оказался меж двух сыновей Хродгара. Перед ним положили дымящийся кусок мяса каба-на и пирог с угрем, в руки вложили огромный рог, наполненный хмельным медом. Пиршество в зале Хродгара возобновилось с новой силой, как с новой силой загорается костер, когда в него подбросят сухую бересту.
Но один человек один изо всех, наполнявших зал, не радовался появлению Беовульфа. Ханферт, королевский шут, сидевший у трона, не мог вынести, чтобы кто-нибудь был более обласкан королем, чем он. Злоязычный и завистливый, свирепеющий, когда выпьет, он подождал, пока шум пира на мгновение притих, поднялся на ноги и заговорил холодно и недоброжелательно, обращаясь к гостю:
— А скажи-ка нам теперь, это ты и есть тот самый Беовульф, который тягался с Брекой сыном Бренстана, заключив удивительный спор на море посреди зимы?
Беовульф, который в это время, смеясь, разговаривал с королевскими сыновьями, поднял голову и окинул взглядом говорящего, который стоял у подножия помоста, красный от выпитого зелья, с поблескивающими глазками и глумливой улыбкой на губах.
— А, так эта история раньше меня самого добралась до данов, — ус-мехнулся Беовульф.
— Да, да. И мы ее слыхали всю от начала до конца. — Ханферта слегка качнуло, но он быстро выпрямился. — Мы слыхали, — продолжал он, — твои друзья и родственники уговаривали тебя отказаться от этой дури, но ты не стал никого слушать и ринулся по волнам начинающегося шторма. Говорят, семь дней и семь ночей вы пытались победить один другого. И в конце концов Брека одержал верх. И тебе надо было бы сперва подумать, что Грендель окажется врагом посвирепее, чем Брека, прежде чем яв-ляться сюда, кукарекая, как петух на навозной куче!
В огромном зале на мгновение воцарилась тишина, ни звука не раздалось, кроме потрескивания огня в очагах да воркотни двух псов, отнимающих друг у друга кость. Но тут Беовульф вскочил, опрокинув рог и не обратив внимания на то, что мед полился на разноцветные камни пола. Он был мирным человеком, не склонным к гневу, и охотно про-щающим наносимые ему обиды. Он был настолько миролюбив, что сначала мужи даже презирали его за это, пока не поняли, как неумно их презрение. Но он умел и сердиться.
—Так, значит, ты слыхал об этом, — сказал он. — Только сдается мне, что ты не дослышал, дорогой мой большеротый дружок. Возможно, в ушах у тебя булькал вересковый мед и не давал слушать! Да, это была глупость, ты правильно говоришь, юношеская дурь, потому что в то время мы были мальчишками: и я, и Брека. Только мы никогда не были врагами. Мы похвалялись, что сможем убить самого большого моржа за раз, не возвращаясь на берег. А уж если похвастались, так отступать не могли. Каждый из нас взял по лодке, и мы пустились в путь по Дороге Китов. У нас было при себе по обнаженному мечу, по гарпуну и по длинному копью. Мечи мы прихватили на случай, если б они понадоби-лись нам для личной обороны. И эти мечи вовсе не были направлены друг против друга. В течение пяти дней мы плыли рядом борт о борт, но никак не могли найти моржа, на которого вздумали охотиться. И вот, недалеко от берегов Финляндии разразился шторм и разогнал наши лодки в разные стороны, и когда рассвело, я оказался недалеко от берега, и я-таки нашел моржа! Целая стая собралось вокруг меня в бо-роздах между волнами. Один из них, самый большой, направился к моей лодке. Я метнул копье, но не поразил моржа насмерть. Мы боролись с ним, а море еще не утихло. Сцепившись в смертельной схватке, мы перевернули лодку, и нас потянуло вниз, в ледяные морские глубины. Тут я сумел применить свой меч, потому что именно с его помощью мне удалось прикончить зверя. Я всплыл на поверхность к дневному свету, и грудь моя только что не разрывалась. Остальные морские чудища тут же окружили меня. Они накинулись на меня, выставив клыки, готовые разорвать меня на части. Но мой меч был попрежнему со мной. В конце концов волна выбросила меня на финский берег, а вместе со мной и девять огромных моржовых туш.
Как я потом узнал, Брека тоже выбрался на берег, только далеко от меня, но он-то как раз и не разыскал моржовую стаю. Так что не Брека, а я вышел победителем из того состязания! — Беовульф запрокинул голову, как это делает волкодав, когда вызывает другого волкодава на бой, и из горла у него вырвался жесткий смех. — Я не слыхал ни о каких твоих великих делах, королевский шут, которые давали бы тебе право ставить мою храбрость под сомнение! — сказал он. — Если бы ты умел совершать поступки, так как умеешь болтать, возможно, твой конунг уже до этого времени получил бы героя, который освободил бы его от Гренделя!
Взрыв громкого смеха взметнулся со скамей, на которых тесно си-дели пирующие, и тощая физиономия Ханферта стала еще краснее, чем была. Он попытался бросить Беовульфу еще какое-то оскорбление, но симпатии всех в Хеоротс были на стороне пришельца. Поэтому шуту осталось только пожать плечами и улыбнуться, точно все было лишь специально разыгранной шуткой. Он плюхнулся назад на свою скамеечку у ног короля.
Беовульф спокойно, точно ничего не случилось, сел, взял в руки рог и принялся доедать наполовину съеденную ячменную лепешку.
А пир продолжался, и люди отчаянно веселились, и скальд заиграл на арфе, стоя возле королевского помоста. А после расшитые занаве-си, отделявшие женскую половину, были отдернуты, и в проеме появи-лась женщина, сопровождаемая другими, толпившимися у нее за спиной. Она была высока, одета в пурпурное одеяние, темноглаза и темноволоса. Украшение из золота венчало ее голову, а в руках она держала золотую чашу. Она не делила с Хродгаром место в ранней детской памяти Беовульфа, поскольку была второй женой короля, к тому же на-много моложе своего супруга, но, глянув на нее, Беовульф подумал, что это, должно быть, королева Велтеов. Она вошла, и все остальные жен-щины вслед за нею. Ее появление вызвало оживленные возгласы пирующих. Держа в руках золотую чашу, она первому поднесла ее Хродгару, подойдя к его высокому помосту. Ее звонкий голос был слышен в любом уголке зала:
— Мы наслышаны на своей женской половине о воинах, приплывших из-за моря, пирующих сегодня в Хеороте. Нам стала известна и благородная цель, с какой они прибыли сюда. Ну, теперь наши беды все равно что позади. Поэтому прими эту чашу, мой господин, и пусть у тебя станет легче на сердце.
И когда король осушил чашу, она обошла с ней всех, переходя от воина к воину, не важно, был ли он даном или геатом, а одна из женщин следовала за ней, неся кувшин с мёдом и наполняя чашу, как только она оказывалась пустой. Под конец королева подошла к Беовульфу, который сидел на почетном месте между двух ее сыновей.
— Привет тебе и желаю радости, Беовульф сын Экгтеова, — сказала она. — Спасибо тебе от всех наших сердец за то, что ты так доблестно явился нам на помощь.
Беовульф встал, приняв кубок из рук королевы.
— Слово «доблесть» можно будет употребить только по окончании битвы, — сказал он улыбаясь. — Поблагодари нас тогда, великая короле-ва, когда мы сделаем то, ради чего прибыли сюда. Одно только я могу тебе обещать. Если мы потерпим поражение и не сумеем освободить вас от чудища, мы вернемся домой на щитах.
Но к этому времени тени стали скапливаться по углам, дневной свет угасал. Тени поселялись и в сердцах воинов, тени, слишком давно знакомые датчанам. Хродгар поднялся на своем помосте и подозвал к себе Беовульфа.
— Скоро наступят сумерки, — сказал он, обращаясь к подошедшему юному геату. — На Хеорот надвигается часы страха. Ты все еще настаи-ваешь на своем безнадежном предприятии?
— У меня нет обыкновения менять выбранную цель без причины, — сказал Беовульф. — И у тех, что со мной — тоже, иначе не взошли бы на мой корабль в стране геатов.
— Хорошо. Но остерегайся. Если ты победишь в этой борьбе, то получишь награду, какую до сих пор не получал ни один герой ни от одно-го короля. Я молю нашего Всеотца, Одина, чтобы с наступившим рассветом ты встал передо мной и потребовал награду. Хеорот — твой до утра. — Он повернулся и покинул зал через заднюю дверь, тяжело шагая и направился в спальню, куда несколько раньше удалилась королева Велтеов.
Все остальные один за одним покинули зал, прощаясь друг с другом, и шли туда, где им предстояло провести ночь. Слуги раздвигали скамьи и ставили столешницы к стенам, снимая их с козел. Они расстелили на полу волчьи шкуры и положили набитые соломой валики в изголовья, предназначая их пятнадцати воинам, которые собирались ночевать в Хеороте. Потом ушли и слуги, и Хеорот был целиком предоставлен геатам и тому страшному чудищу, чья тень уже подбиралась к ним.
— Закройте дверь на засов, — распорядился Беовульф, когда затихли последние шаги последнего из ушедших слуг. — Засов его не остановит, но, может, так мы услышим, что он приблизился.
И когда двое из его воинов выполнили распоряжение, и засов, который редко употреблялся, вошел в пазы, больше уже нечего было предпринять против ночного монстра. Недолгое время они постояли возле очага, изредка бросая взгляды то друг на друга, то на гаснущие, затягивающиеся золой угли, и почти ничего не говоря.
Немногие из них надеялись, что увидят свет завтрашнего дня, но никто не сожалел, что последовал за своим вождем на это геройское дело. Один за другим все четырнадцать улеглись, не снимая доспехов, положив рядом с собой обнаженные мечи. Но Беовульф сдернул с себя боевую кольчугу и протянул ее вместе с мечом и шлемом, украшенным маской дикого кабана Вэгмунду, своему родичу и самому дорогому из всех его воинов. Беовульф догадывался, что оружие смертных бессильно против троллей и всякого рода нечести. Их надо побеждать, если, конечно, получится победить, одной только силой человека, только голой силой и яростной храбростью его сердца. Потом он тоже при-лег, словно собираясь уснуть.
ГЛАВА 4
ГРЕНДЕЛЬ
В самый темный час весенней ночи Грендель появился возле Хеорота, как это случалось уже не однажды, поднявшись из своего логова, прошагав по топким болотам сквозь туманы, которые, казалось, так и тянутся вслед за ним при бледном свете луны. Грендель, Бродящий-в-Ночи, Тень Смерти. Он подошел к парадному крыльцу и принюхался. Почувствовав запах человека, он обнаружил, что дверь, которая специально для него всегда стояла настежь, в этот раз заперта и закрыта на засов. Зарычав от злобы, что кто-то из людского рода посмел по-пытаться не впустить его, Грендель приставил ладони к доскам и, нада-вив на них своими когтистыми ручищами, вышиб дверь.
И как бы ни было темно в Хеороте, он точно весь заполнился еще более темной чудовищной тенью. Беовульф сначала приподнялся, затем замер, точно онемел. Он никак не мог определить очертаний монстра, а видел только два глаза, в которых мерцал зеленоватый огонь. Отвратительный мертвенный свет его собственного зрения освещал Греиделю людей, которые, по-видимому, спали. Он не заметил одного
из них приподнявшегося на локте. С хохотом, заклокотавшим у него в горле, монстр протянул ручищу и схватил юного Хондсцио, который спал ближе других к входу. И, разодрав юношу, напился теплой крови. Затем,. пока предсмертный крик юного воина все еще висел в воздухе, он протянул руку за следующим. Но на этот раз рука его была схвачена с такой силой, которую ему ни разу еще не пришлось почувствовать.
В этой хватке таилась сила тридцать мужчин. Н в первый раз он, тот, кто приносил страх стольким людям, сам почувствовал его вкус, понял, что наконец-то встретился с равным себе, а, может быть, и сильнейшим.
Это Беовульф, готовый к рукопашному бою, вскочив со скамьи, на которую было прилег, схватил Гренделя за руку. Неодолимый ужас напал на Гренделя, тот самый, который нападает на зверя, угодившего в западню. Он уже позабыл о своей кровавой охоте и только старался освободиться от мощного захвата, ему хотелось одного — скрыться в но-чи, в своих смрадных болотах. Он дико завывал, пытаясь вырваться на свободу.
Беовульф, стиснув зубы, призвал на помощь всю свою силу и сжал руку Гренделя так, что трещали кости. Сцепившись, они катались от стены к стене по всему огромному залу. Козлы и лавки переворачивались и ломались с грохотом, когда Беовульф и Грендель натыкались на них. Они перелетали даже через тлеющие в очагах угли, не замечая этого. Казалось, даже стены сотрясаются и стонут, и толстые бревна готовы вот-вот раскатится в разные стороны. Все это время Грендель рычал и кричал во все горло, а Беовульф сражался молча, и было только слышно, как тяжело он переводит дыхание.
Снаружи даны со страхом прислушивались к шуму и грохоту, кото-рый, казалось, вот-вот разнесет Хеорот в щепки. А в зале геаты повскакали с лавок, на которых спали, схватившись за мечи, забывая, что они бессильны против нечести. В темноте, освещенной только злобным светом гренделевых глаз, они не решались размахивать мечами, чтобы ненароком не поранить своего вождя. Но если кому-нибудь и удавалось исхитриться и ткнуть чудище мечом, лезвие соскальзывало с его зачарованной шкуры, точно она была покрыта драконьей чешуей.
Наконец, когда в Хеороте уже не осталось ничего целого, кроме стен, Бродящий-в-Ночи сделал последнее отчаянное усилие освободиться.
Но хватка Беовульфа нисколько не ослабла, она была такой же яростной, как и прежде. И все же двое сражающихся разлетелись в разные стороны.
Грендель, с пронзительным криком, шатаясь, направился к выходу, переступил порог, завывая, ударился в бегство и скрылся в ночи. Его рука вместе с плечевым суставом осталась в руках героя, продолжавших ее сжимать.
Беовульф, всхлипывая, пытаясь вдохнуть воздух, опустился на изломанную скамью. Его дружинники собрались вокруг него, зажигая фа-келы о разбросанные, дотлевающие угли. Все вместе они уставились на то, что Беовульф держал в руках, перекинув через колено.
— Даже нечисть и полдня не выживет с такой раной, — заметил один из них.
— Он мертв, как если бы он лежал тут меж скамьями, — ответствовал Вегмунд.
— В любом случае Хондсцио отмщен, — сказал Беовульф. — Давай-тека прибьем к стене наш трофей, докажем, что мы не хвастаем попусту и не бросаем слов на ветер.
И вот, торжествуя, они приколотили огромную чешуйчатую руку к потолочной балке над самым помостом короля Хродгара.
Первые слабые лучи солнца уже омывали небосвод над болотами. Почти одновременно с тем, как серая ручища была прибита, в Хеорот вернулись даны. Они ввалились толпой, шумно приветствуя Беовульфа и поздравляя его. В ужасе воззрились они на огромную ручищу. Ка-залось, что когти на ней до сих пор так и стремятся вцепиться в балку и сдернуть ее вниз.
Многие из данов, потребовав лошадей, отправились по кровавому следу, оставленному Гренделем по пути его бегства через возделанные поля, а затем и через вересковые пустоши, пока не достигли глубоко вдавшегося в сушу узкого морского залива, где у чудища было логово. Там они увидели, как пенится вода меж скалами, как она вскипает поганой его кровью.
Тем временем остальные приводили в порядок Хеорот, чтобы устроить пир, иные, особенно из молодых, боролись друг с другом и затея-ли скачки, веселясь. А королевский певец бродил туда-сюда в саду под яблонями, слагая хвалебную песнь в честь Беовульфа. Он собирался исполнить ее вечером на пиру, который на этот раз уже не оборвется с на-ступлением ночи.
Наконец из своих покоев прибыли Хродгар и королева. Им подробно поведали о ночной битве и показали прибитый к потолку трофей.
— Я надеялся, что сумею повалить Бродящего-в-Ночи на лавку и выдавить из него его поганую жизнь, — сказал Беовульф, потирая израненные плечи. — Но у меня не получилось. Несмотря на всю мою силу он в конце концов вырвался и убежал из Хеорота. Но видите, он оставил мне выкуп за остальное туловище! И думается мне, что даже Грендель не выживет с такой раной.
Хродгар долго молча смотрел на руку, потом перевел взгляд на молодого воина, и в глазах его появился блеск, какого давным-давно никто не видел.
— И я думаю так же, — сказал он. — Много горя принес Грендель мне и моему народу. Многих верных и стойких воинов оплакал я с тех пор, как построил Хеорот — зал, который призван был доставлять нам только радость.
— Но теперь горе позади, — сказал Беовульф. -- Теперь он и в самом деле будет твоей радостью!
— Да, отныне он будет нашей радостью... И все это — благодаря те-бе. Твой отец Экгтеов может ликовать в Валгалле — ты завоевал себе славу. И мать твоя, если она еще жива, может возблагодарить Одина за сына, которого она родила, между прочим, при моем дворе, чтобы он стал победителем и другом в мои престарелые годы. —Хродгар, чуть не плача, обнял Беовульфа за могучие плечи. — С этого дня ты будешь моим сыном по любви, и нет ничего, что бы я дал своим сыновьям и не дал тебе.
Хеорот очистили от следов бушевавшей ночью битвы, вокруг очагов постелили свежий папоротник, были доставлены козлы для сто-лешниц и лавки взамен изломанных, и новые вышивки, принесенные с женской половины, были развешены по стенам. Хитрые узоры и птицы со змеиными хвостами золотом поблескивали с них при свете вновь разожженных огней. Быстро завершались приготовления к пиру, како-го еще не видывал Хеорот, даже в самый первый свой вечер.
Хродгар усадил Беовульфа рядом с собой на помосте, а внизу даны и геаты сидели вперемежку и пили из больших рогов за здоровье Беовульфа-героя, все громко веселились, замолкая только тогда, когда скальд пел драуу, сочиненную им ранним утром в саду под яблонями.
Когда празднество было в самом разгаре, Хродгар подозвал к себе кое-кого из своих ганов.
— Теперь нас гало время подносить дары, — сказал он. — Пойдите и принесите подарки, что я приготовил для героев-геатов. Они их заслужили.
И посланные вышли и вскоре вернулись, сгибаясь под тяжестью драгоценный предметов, которые они сложили сверкающей грудой перед своим королем.
И вот король преподнес Беовульфу великолепное, расшитое золо-том знамя, и шлем, и кубок, весь причудливо изукрашенный золотом, и большой тяжелый меч, выкованный в незапамятные времена гномами в темных пещерах глубоко под землей. После этого прямо в зал привели восемь великолепных скакунов. Их подвели к вождю геатов и попросили его дотронуться рукой до гривы в знак того, что подарок принят. На одном из них — кипенно-белом — было боевое седло самого Хродгара-короля, отделанное золотом и осыпанное красными кораллами и желтым балтийским янтарем.
Каждому из геатских воинов тоже досталось по мечу, не хуже, чем у вождя.
— Четырнадцать мечей, — сказал Хродгар, вручая последнему из воинов-геатов. — Мне горько, что нет пятнадцатого. Мертвому меч не нужен. Но за Хондсцио, погибшего прошлой ночью — вот это. — И Хродгар подал Беовульфу мешок с золотыми обручьями, приготовленными заранее в этот день. — Вергельд за храбреца для его родных, которые ждут его в стране геатов, куда он никогда не вернется.
— В тот день, когда мы причалим к родным берегам, — сказал Беовульф, — еще до наступления вечера золото короля и его слова окажутся у родных Хондсцио.
И хотя юный воин был отмщен, сердце Беовульфа щемило, когда он присоединил вергельд к своим дарам. Ему было больно от того, что он вернется домой без одного из членов своего братства.
Пока кони еще топтались в зале и потряхивали гривами и всхрапывали, глядя на огонь, занавеси над входом с женской половины раздернулись, как и прошедшим вечером, и королева Велтеов вошла в зал в красной мантии, высоко неся увенчанную золотой короной голову; ее приближенные дамы следовали за ней.
Держа в руках кубок с медом, она направилась к королю и протянула ему, чтобы он выпил медовое питье.
~ Ты принес дары своему новому сыну, которого ты принял в сердце свое, — сказала она, улыбаясь. — А теперь моя очередь. Я принесла подарки с нашей женской половины. — Она повернулась к Беовульфу и ему тоже поднесла медовую чашу. — За то, что ты сделал для нас, я желаю тебе оставаться таким же отважным и всеми любимым, до скончания твоих дней. Мои сыновья стали твоими братьями. Будь же им и ты братом и другом, если придет беда, потому что лучшего друга им не найти во всем мире.
Затем она взяла у женщины, сопровождавшей ее, два золотых брас-лета, которые могли быть достойны любого тана, и кольчугу из таких тонких колец, что она свисала у нее с руки, как шелк, и мерцала живым серебром, точно кожа лосося. И, наконец, осыпанный драгоценными камнями воротник старинной работы, какого Беовульф никогда не видел и о каком даже никогда и не мечтал. Все это она подарила вождю геатов.
— Беовульф, если вдруг ты обнаружишь, что начал нас забывать, надень это, чтобы помочь своей памяти, — сказала она, застегивая воротник у него не шее.
Беовульф улыбнулся.
— Мне даже и меньших драгоценностей не понадобилось бы в по-мощь моей памяти о друзьях, которых я нашел при дворе короля Хродгара.
— Это хорошо, — отозвалась королева, — потому что я думаю, что твои друзья при дворе Хродгара долго будут помнить тебя.
Затем, сделав знак женщинам, она скрылась за тяжелыми занавеся-и так же спокойно и гордо, как и вошла.
Долго-долго продолжалось празднество, и Хродгар-король сам взял у своего барда арфу и пропел те старинные сказания, какие обычно пели воины зимними вечерами, сидя вокруг костров во времена его молодости.
Снаружи уже давно стемнело, но пирующие больше не оглядывались на тени, они поддерживали огонь в очагах, передавали арфу и ро-га с медом из рук в руки, пока, наконец, их веки не отяжелели и не наступило время сна. Хродгар поднялся с места, и, пожелав своим танам спокойной ночи, удалился в свою опочивальню, где его ждала короле-ва Велтеов. Беовульф и его братья по оружию были препровождены в покои для гостей, специально сооруженное в их честь. А в Хеороте ко-ролевские таны легли почивать каждый на своем месте. И у каждого над головой располагалось его оружие и щит из липовой древесины.